Игнорировать их становится труднее, но я гоню их прочь из головы.

Мне хочется посмотреть в окно, но шторы задернуты, а нам следует делать что угодно, только не открывать их и не позволять никому их трогать.

На город медленно опускается темнота. Внутри кареты становится все сложнее разглядеть собеседников. Уличные фонари пробиваются сквозь шторы, подсвечивая лица спутников. Я замечаю, как мужчина в дорожном костюме смотрит на меня. Я отвожу глаза. Надеюсь, он примет мою молчаливость за смущение. Даже у Кассиуса получается лучше играть дружелюбного старшего брата, чем у меня – очарованную леди.

Мужчины болтают, как старые приятели. Миата смеется над шуткой, которую я упустила, и теперь мне остается только запоздало улыбнуться.

Наконец, карета останавливается. С глухим стуком ботинки Хинеша касаются земли, а затем он распахивает дверцу кареты. Богач торопливо выбирается наружу и подает руку Миате. Она грациозно принимает его помощь.

– Благодарю вас, – слышен ее сладкий как мед, голос.

Кассиус не отрывает взгляда от второго мужчины. Тот продолжает сидеть на месте. Он нас подозревает, а все потому, что в этом неудобном платье актриса из меня никакая. Такие задания подходят Миате куда лучше. Мы с Кассиусом тоже сидим, уступая ему. Мужчина кивает в сторону выхода. Губы Кассиуса растягиваются в улыбке, и он медленно поднимается с места.

– Мы разве не должны быть… – раздается снаружи голос, но кавалер Миаты не успевает закончить фразу.

Кассиус резко подается вперед, в его руке, словно из ниоткуда, появляется кинжал. Мой кинжал спрятан на голени под слоем юбок, поэтому я выкидываю ногу вперед и прижимаю мужчину в дорожном костюме к сидению, упершись стопой ему в грудь. Мужчина обхватывает мою ногу руками, и кинжал Кассиуса прижимается к его горлу.

– Убери от нее руки, – говорит Кассиус ледяным голосом.

Мужчина отпускает меня, но продолжает смотреть на ногу, которая с силой вдавливает его в стенку кареты.

– Готово? – громко спрашивает Кассиус.

Снаружи раздается глухой удар, а затем в карете появляется довольное лицо Хинеша.

– Готово, – отвечает он.

Взгляд Хинеша останавливается на моей ноге, которая по-прежнему покоится на мужской груди. Хинеш ухмыляется. Кассиус хватает пленника за горло свободной рукой и передает мне кинжал, не отрывая взгляда от мужчины в дорожном костюме. Тот глубоко вдыхает, и я сильнее надавливаю на него.

– Чтобы вас больше не видели в Драморе, – тихо говорит Кассиус, – У нас много глаз и много рук. И какая-нибудь до тебя да дотянется. Ясно?

Мужчина кивает. Я убираю ногу, и пленник судорожно вздыхает. Кассиус хватает его за плечи и ударяет о стенку кареты. Мужчина теряет сознание. Кассиус выталкивает его к выходу, Хинеш подхватывает мужчину, и я выглядываю из кареты.

Мужчины лежат посреди темной дороги. Миата стоит возле богача и рассматривает его лицо. Поперек горла мужчины зияет свежая рана, кровь из которой капает на землю и растекается лужей по пыльной дороге.

– Хватило бы и твоего грозного предупреждения, – Миата глядит на Кассиуса.

– Меня бы хватил удар, – смеется Хинеш. – Когда он очнется, то уже не забудет твоих слов, да, Кас?

Кассиус не отвечает. Он откидывается на спинку. Я возвращаю ему кинжал и вновь вижу привычное суровое выражение на его лице.

– Поройся в его карманах, – говорит Хинеш.

– Нет, спасибо, мне чужого добра не надо, своих денег хватает, – разглядывая ногти, отвечает Миата.

Хинеш садится и, порывшись в карманах, достает толстый кошель. Подняв голову, он смотрит на Миату с улыбкой.

– Ты бы была ко мне более благосклонна, будь я богат.

– Даже если бы у тебя были все деньги мира, то вряд ли, – Миата ухмыляется.

– Будь у меня все деньги мира, милая, я бы выкупил нам обоим свободу.

– Когда это случится, тогда и подумаю, – сладким голосом говорит она.

– Поехали, – Кассиус выглядывает из кареты, и наши плечи соприкасаются.– Хватит болтать. Здесь могут быть лишние глаза.

– Вряд ли тут кто-то пойдет, – отвечает Хинеш, но послушно подходит к карете и подает Миате руку.

Она садится рядом со мной, и Кассиус закрывает дверцу. Для троих в карете теперь куча места. Она словно расширилась. Едва Хинеш трогается, и все остается позади, дышать становится легче, даже несмотря на узкое платье.

Все закончилось.

Мы едем в тишине, и я радуюсь, что Хинеш остался снаружи, и мне не придется слушать его разговоры о чужих кошельках, об ужасе, который испытает мужчина, когда очнется и увидит своего товарища мертвым, о свободе, которую Хинеш выкупил бы. Но я знаю, что это только мечты. Будь у него даже все деньги мира, он бы не смог. Мы убийцы короля. Мы его грязные руки. Мы лишь часть его тела, которой отдают приказ. И выбора у нас нет. Подчинение или смерть. Как бы сильны мы ни были, тот, кто сверху, всегда сильнее.

Когда мы подъезжаем к воротам гарнизона, темнота сменяет сумерки.

Ворота открываются, и мы въезжаем внутрь. Я отодвигаю край шторы. Фонари освещают широкий двор. Карета останавливается, и Хинеш помогает Миате выбраться. Я вжимаюсь в сиденье и жду, когда выйдет Кассиус. Мне представляется, что чем дольше я просижу здесь, тем дольше смогу сохранить чувство, что я не останусь здесь, а поеду дальше.

– Мне нужно ехать, – говорит Кассиус.

Я киваю и затем пододвигаюсь к выходу.

– Доброй ночи, Халеси.

– Доброй ночи, – Не оборачиваясь, я вылезаю из кареты.

Просторный двор гарнизона кажется обманчиво пустым и тихим. Я вдыхаю прохладный летний воздух.

– Идем, – Миата тянет меня за руку. – Умираю от голода.

В столовой людей в разы меньше, чем обычно. В дальнем углу, как всегда, играют в кости. От запаха мяса желудок настойчиво сжимается, хотя аппетита нет. Миата набирает еды так много, что ее хватило бы накормить половину присутствующих. Каждый раз удивляюсь, как она при этом остается худой.

– Не могу забыть ту картину, – говорит Миата, покончив с последней порцией. – Он и правда был хорош собой. Ну, до того, как Хинеш…

Я поднимаю на нее взгляд и качаю головой.

– Ох, прости! – Спохватившись, Миата прикрывает руками рот.

Я возвращаюсь к своему блюду и продолжаю ковырять вилкой большой кусок мяса. Пахнет жаркое вкусно, но аппетита по-прежнему нет. Но мне нужны силы, поэтому я заставляю себя есть.

– О чем же нам говорить, если ничего другого у нас и нет? – вздыхает Миата, отставляя пустую тарелку в сторону.

Я пытаюсь придумать честный ответ, но ничего не приходит в голову, а врать совсем ей не хочется.

– Я буду ждать тебя в комнате, – Миата встает. – Может, пока буду одна, то смогу что-то найти.

Я улыбаюсь ей, и она уходит, собирая по пути похотливые взгляды мужчин. Быстро расправившись с едой, я встаю из-за стола. Сидеть здесь одной не хочется.

За восемь лет, что я живу здесь, гарнизон так и не стал моим домом. Скорее, это стало клеткой, из которой нельзя выбраться.

Яркая луна освещает пустующий двор. Гарнизон состоит из множества зданий и пристроек. Армия, королевская стража, убийцы – все мы живем вместе. Часть гарнизона, в которой обосновались королевские наемники, стоит с краю, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Но от нас и так все стараются держаться подальше. Они знают, что однажды нас могут отправить и по их душу.

Я останавливаюсь перед темным коридором и вслушиваюсь, а затем шагаю внутрь, быстрым шагом дохожу до нашей комнаты и три раза стучу в дверь.

– Входи, – раздается голос Миаты, и я толкаю дверь.

Она сидит за столом возле небольшого окошка и зашивает рубаху. Я задвигаю засов и дважды дергаю дверь.

– Всегда запирай дверь, Миата, – напоминаю я.

– Мы в гарнизоне. Я была и в местах похуже этого.

– Всегда запирай дверь, – повторяю я. – Всегда.

Миата откладывает рубаху и поворачивается ко мне.

– Халеси, – выдыхает она. – Я подумала… Может, нам стоит поговорить об этом?

В ее голосе больше нет сладости. Это Миата, которая не заигрывает и не притворяется. Это Миата, которая несколько месяцев назад выбралась из места, где она была лишь товаром, за который хорошо платили. Это Миата, которая была сломана. Это Миата, которая бы меня поняла.